[БЕЗ_ЗВУКА] Я хотел
бы сказать несколько слов о пресловутом феномене Too big to fail более подробно.
Да, на эту тему написаны книги, опять же, сняты фильмы.
Но если говорить по-простому, то больше всего утверждение,
что я «слишком большой, чтобы меня обанкротить», напоминает прямой шантаж.
Спрашивается, почему так
много людей и такие могущественные
институты скорее поддались на этот шантаж, чем сказали: «Знаете что,
ребята, не надо, пожалуйста, переваливать с больной головы на здоровую.
Если вы провалились, то вы и отвечайте».
Тот факт, что оказалось, что справедливость в этой
ситуации крайне затратна и опасна, это очень интересный феномен.
Смотрите, какая история.
Мы вынуждены вернуться к нашей наиболее, может,
кому-то надоевшей уже картинке, про держателей денег,
про бизнесы и про разнообразные
финансовые институты между ними.
И про довольно сложный поток движения денег между вот этими участниками.
Вот Too big to fail — это про красненьких.
Они говорят: «Ребята, если нас убрать, то все развалится».
Смотрите: для людей, которые потеряли деньги,
для людей, которые потом устроили движение Occupy Wall Street, это,
казалось бы, все шантаж, а иногда и тупой шантаж.
Они говорят: «Да кто вы такие?
Вы же жирные коты, которые нас всех ограбили.
Если вас не будет, то мало того,
что мы злорадно потрем руки и скажем: «Ну наконец-то и вас наказало,
есть высшие существа там, наступила эра великой справедливости».
Это все здорово.
Но я хочу вернуть вас в начальные недели нашего курса, когда вот этих еще не было.
Помните, что было?
Мы видели, что в ситуации, когда нет красненьких,
у нас фундаментально нарушаются потоки денег между конкретными...
конечными сберегателями и конечными потребителями денег.
То есть если мы долбанем этих,
то мы ну, скажем так, апокалиптически говоря,
вернемся в некий каменный век развития финансовых институтов.
Ну это, может быть, перебор, прямо скажем.
Но выяснится, что вот эти, помимо того, что они большие, плохие,
богатые и нас угнетают, тем не менее выполняют множество важных функций.
И поэтому, строго говоря, надо различать, где в заявлении, что «я слишком большой,
чтобы меня позволить обанкротить» скорее шантаж, а где есть крупица правды.
И к сожалению, для людей вообще...
Ну, люди любят, когда кого-то крупного, я не знаю,
наказали, привлекли, сказали, что ты тоже провалился, и что,
значит, на нашей улице праздник, а на твоей наступила трагедия и катастрофа...
Ну люди жаждут крови частенько.
Давайте признаемся себе в этом.
Я хочу именно из этого эмоционального поля выйти и
сказать другое: а может быть каким-то
образом мы помогли им стать такими?
Я хочу вернуться к тому,
что в 1999 году был отменен закон Гласса–Стиголла, который позволил
инвестиционным банкам одновременно стать коммерческими, и возникло укрупнение.
Мы подпихнули то, что они стали более могущественными и более,
я бы сказал, всесильными и вездесущими.
Вы скажете: «И что?» Я не знаю.
Было ли изменение законодательства,
его смягчение каким-то важным триггером в этой области.
Это сложный вопрос,
мы никогда не узнаем, история не имеет сослагательного наклонения.
Но в качестве одного из действий,
которые были реакцией на масштабный кризис 2007–2008 годов,
в частности было ужесточение американского
законодательства в области ценных бумаг, в частности знаменитый закон Додда–Франка,
принятый в 2010 году, суть которого, в частности...
Он очень длинный, 2300 страниц в этом законе.
Но многое, что там было описано, касалось как раз того,
чтобы вот эти огромные не могли таким простым способом обижать тех, кто меньше.
То есть получилось, что мы прожили в расслабленном
регуляторном поле всего 10 лет и за это время получили фантасмагорический кризис.
Почему я, может быть не без элементов злорадства, на этом останавливаюсь?
Дело в том, что именно понимание того,
как устроена внутренняя сущность финансовых институтов и рынков капитала,
могла бы, может быть, тогда, в самом конце прошлого века,
сказать, что если вы понимаете, как все это развивается, может быть,
мы не будем торопиться с тем, чтобы смягчать законодательство?
Может быть мы каким-то образом пошлем сигнал, что хотя все его обходят,
есть разные способы, но все-таки этот закон по-прежнему действует.
Ведь мы с вами в течение всего этого курса все время оперируем понятием сигналов и
разнообразных действий, которые позволяют каким-то образом либо предсказать,
либо повлиять на поведение другой стороны в той или иной сделке.
Вот у меня есть твердое убеждение, что когда мы ослабляем,
смягчаем законодательство в этой области, то искушение что-то
создать и кого-то развести сугубо по закону, резко нарастает.
И мы получаем подобные истории.
Здесь нельзя не упомянуть другой очень неприятный эпизод,
который напрямую этого не касается.
Вы, наверное, помните, что в конце XX века, в 1994 году,
был крупнейший скандал компании ENRON и компании WorldCom, в котором выяснилось,
что аудиторы переписывали годами отчетность компании,
вводя в заблуждение инвесторов.
В 2002 году был принят закон Сарбейнза–Оксли,
который ужесточил требования к совету директоров
компании, и многие лазейки были закрыты.
То есть хорошие новости состоят в том, что регуляторы отдают себе отчет,
что когда возникают масштабные проблемы, то с ними надо что-то делать.
И я говорю здесь не только об американских регуляторах,
хотя конкретный закон я процитировал, но и о регуляторах других стран.
Если помните, когда мы говорили о депозитном страховании,
у меня был отдельный эпизод про то, как, с моей точки зрения, осмысленно действует
Банк России как главный регулятор финансового рынка у нас в стране.
Вот мы видим,
что мы все время идем как бы вверх по такой горе,
по которой пытаемся справляться с проблемами,
порождаемыми частной информацией, и придумывать какие-то инструменты борьбы
с ней, но эта проблема является вездесущей и она поднимается все выше и выше.
Вот в тех нескольких эпизодах, которые остались до конца нашего с вами курса,
я буду вынужден подняться на глобальный уровень и поговорить о том,
как эти вещи проявляются в больших регионах,
на всей земле, а кроме того, если мы помимо географии учтем
еще и специфику современных коммуникаций, а именно цифровых технологий,
социальных сетей и некого нового формата общения людей, мы увидим,
что, к сожалению, при этом эти проблемы поднимаются на новый уровень,
с ними происходит так называемое восхождение.
Я уже упоминал, и здесь самое время вспомнить великолепную книгу
Ниалла Фергюсона «Восхождение денег», она как раз была написана,
по-моему, в 2007 году, то есть там вот вопросы кризиса,
который мы сейчас обсуждали, только в качестве вопросов еще встают.
Но это прекрасная книга, она есть в наших материалах, которая может вам позволить
лучше увидеть картину всего этого в целом.
Но в каком-то смысле мы можем сказать, что этот курс — это восхождение moral hazard,
если хотите.
Вот анализом этого на глобальном уровне
мы и займемся в оставшихся эпизодах нашего курса.
Konstantin KontorDirector and Professor of Finance and Strategy
