Какого же рода исторические казусы были рассмотрены нашими
коллегами в Стэнфордском проекте?
Это парламентская реформа 1832-го года в Великобритании,
то есть это та самая реформа,
которая положила основание для современного парламентаризма и для мощного
развития парламентских конституционных и демократических по существу практик.
Хотя вначале они, конечно, были далеки от демократических,
но вот этот процесс начался именно в ходе этой реформы и имел большое
значение для Великобритании и даже всей Европы.
Это кризис партийной системы Великобритании 1932-го года,
когда у нас старая партийная система, где были консерваторы и либералы,
сменилась новой партийной системой, где у нас либералов заменяют лейбористы.
Это не просто была смена одной партии другой, это был большой очень кризис,
связанный с тем, что вот та парламентская система, в которой был только маленький
демократический потенциал, постепенно усиливавшийся, но всё равно остававшийся
как бы запасным подспорьем всего лишь, сейчас он меняется на то,
что этот демократический потенциал становится главным движущим моментом
британской политической системы — начинается её демократизация уже,
так сказать, полномасштабная демократизация, — это кризис 1932-го года.
Именно тогда можно уже говорить о том, что демократия в Великобритании стала фактом.
Несовершенная пока еще, мы говорили об этом,
когда у нас было занятие о демократии, но вместе с тем, это уже вполне демократия.
Ну формирование Третьей республики во Франции,
о котором я мельком вам сказал немножко.
Это формирование Веймарской республики в Германии.
Очень сложный кризис, это кризис, в котором
была создана крайне противоречивая и очень неустойчивая победная коалиция.
Это позволило этой победной коалиции всё-таки вытащить Германию из этого
кризиса, но та система, которую удалось создать, она оказалась в силу того,
что сама победная коалиция была рыхлой, и система оказалась рыхлой,
и вскоре её настиг следующий кризис — вы знаете, приход фашизма и так далее.
То есть мы вот уже даже по тому, как протекал кризис и как из него выходили,
мы уже можем, и это показано, судить о том,
что потенциал следующего кризиса там налицо.
Это ликвидация режима масимато в Мексике.
Я как-то на одном из занятий вам рассказывал об этом режиме.
Да, это jefe máximo, человек,
который из-за кулис контролирует президентов, президентскую власть.
Ну и, наконец, очень интересный кризис — это реставрация Мэйдзи в Японии.
Тоже описано множество фаз,
множество попыток сформировать победную коалицию,
которые протекали с середины 50-х годов XIX века до конца 60-х.
Несколько было таких попыток к ответ на, так сказать, открытие,
вскрытие японской политической системы, когда адмирал Перри,
так сказать, со своими «черными кораблями» приплыл в Японию, да,
и заставил японцев открыться внешнему миру.
И вот эти коалиции, которые складывались,
были все достаточно уязвимы то ли с точки зрения их поляризации,
то ли с точки зрения ресурсов, пока наконец не сложилась
какая-то более-менее приличная коалиция.
Но у неё не хватало, так сказать, она была достаточно сильно поляризована.
И вот решение было найдено тоже очень интересное — они добавили туда
одного всего лишь участника, одного участника,
у которого почти ресурсов-то не было, кроме символического ресурса.
Ну вы догадываетесь, кто это за участник, – это император.
И вот когда император, который стоял вне коалиций в
течение этих почти полутора десятилетий,
вдруг он взял и включился в одну из коалиций, — коалиция сразу стала победной.
Ну это еще индийский кризис, кризис Индийского
национального конгресса, ведущей партии, доминирующей партии Индии в 60-е годы.
Вот такие исторические казусы.
Очень жалко,
что наши коллеги не исследовали ни одного из российских казусов.
Ну, я думаю, что это всё ещё впереди, и наша политическая наука,
пользуясь этой ли моделью или другими моделями, безусловно,
свои очень важные вещи, касающиеся российских кризисов,
начиная от великих реформ, которые привели к освобождению крестьянства и, добавлю,
помещичества тоже, которые привели к двум русским революциям,
которые привели к перестройке и так далее.
Вот все эти кризисы, я думаю, заслуживают того, чтобы их тоже очень
внимательно и эмпирически точно проанализировать,
не сбиваясь на какие-то идеологизированные оценки, а конкретно
проанализировав как складываются победные коалиции, какого рода ресурсы
соединяются и какова поляризация и прочие качества этих победных коалиций,
что эти победные коалиции могут и насколько они получают поддержку.
Вот ответы на эти все вопросы, конечно, сильно обогатили бы наше
понимание собственной истории и собственной политики.
Но для этого нужно осуществить серьёзные сравнительные исследования.
Это задача, которая стоит перед нашей наукой,
перед компаративистикой — одна из многих задач.