[ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА]
[ЗАСТАВКА]
Итак, мы с вами показали,
что ответ на вопрос — кто больше получил от снижения затрат в результате инновации,
конкурирующий по Бертрану продавец или монополист, зависит от того,
радикальную или не радикальную инновацию мы рассматриваем.
А теперь попытаемся поменять фокус.
И зададим другой вопрос: кто получает от инноваций больше?
Укоренившийся продавец или новичок?
Будем использовать следующие предпосылки.
В результате, одного и того же снижения предельных издержек
с C0 до C1 могут добиться и укоренившийся продавец и новичок.
При этом и тот и другой в случае снижения предельных издержек,
будут обладать монопольным правом на результаты разработок.
То есть, если предельные издержки снижаются,
снижаются только их предельные издержки, но не предельные издержки конкурента.
Но что мы еще будем с вами предполагать?
Предположим, что если затраты снижает укоренившийся продавец,
новичок на рынок не входит.
Чему эквивалентно это наше утверждение?
Это наше утверждение эквивалентно предположению о том,
что для новичка издержки входа f выше прибыли,
которую он может получить как участник дуополии с более высокими издержками.
Инновации осуществил укоренившийся продавец.
У новичка издержки выше, чем у укоренившегося продавца.
Он может получить прибыль на этом рынке и с такими предельными издержками.
То есть мы с вами предполагаем в действительности здесь какую-то модель
несовершенной конкуренции, но эта прибыль ниже, чем издержки входа.
Но в том случае, если в результате инновации затраты снижает новичок,
он входит на рынок, но конкурирует с укоренившимся продавцом.
Чему эквивалентно это предположение?
Это предположение эквивалентно, что прибыль дуополиста с более низкими
затратами, которым в данном случае является новичок, не ниже издержек входа.
Поэтому он на рынок входит.
Но при этом прибыль дуополиста с более высокими затратами больше 0.
Ну обратите внимание, что здесь мы имеем ту типичную асимметрию
между новичком и укоренившимся, о которой мы говорили на прошлой лекции.
В чем разница?
Новичку нужна достаточно высокая прибыль для того, чтобы принять решение о входе.
Но для того чтобы принять решения о неуходе с рынка,
вообще-то достаточно любой положительной прибыли.
И, более того, вспомним, даже отсутствие положительной прибыли не
является достаточным условием ухода продавца с рынка.
Замечательно!
А вот теперь ответим на вопрос: чей выигрыш от одной и той же инновации?
От одной и той же в каком смысле?
Она обеспечивает одно и то же снижение предельных затрат.
Чей выигрыш больше?
Начнем с простого утверждения: для любой модели стратегического
взаимодействия между дуополистами верно утверждение,
что прибыль монополиста при низких издержках,
выше суммы прибыли двух дуополистов, у которых столь же низкие издержки.
Это утверждение нам совершенно привычно.
Более того,
неравенство превращается в равенство при одной единственной модели взаимодействия.
Какой?
Конечно же при сговоре.
Когда дуополисты делят между собой монопольную прибыль.
Во всех других случаях, когда дуополисты взаимодействуют по Курно,
по Бертрану с ограниченными мощностями,
по Бертрану тем более без предпосылки об ограничении мощности.
Взаимодействуют в долгосрочном периоде, используя триггер стратегии,
но при том, что цена хотя бы чуть-чуть ниже цены монополиста.
Во всех этих случаях сумма прибыли двух продавцов дуополистов будет ниже,
чем прибыль монополиста на рынке.
Ну, хорошо.
Теперь следующий шаг.
А если у одного из дуополистов предельные издержки выше?
Ну, если у одного из дуополистов предельные издержки выше,
в этом случае наше неравенство становится строгим.
А теперь из правой части прибыль
дуополиста с более высокими издержками перенесем в левую часть.
Что мы увидим?
Мы увидим, что у нас в левой части в точности
выигрыш от инновации укоренившегося.
Сколько он получает от инновации, если он ее делает?
Он получает прибыль монополиста с более низкими издержками.
Если он не делает инновации, он получает прибыль дуополиста,
одного из участника конкуренции, с более высокими издержками.
И эта разность выше,
чем прибыль дуополиста с более низкими издержками.
В правой части у нас в точности выигрыш от инновации новичка.
Таким образом, мы опять согласились с Шумпетером.
Мы показали, что укоренившийся продавец получает
от одной и той же инновации больший выигрыш.
Этот эффект...
ну вот масло масляное, в Industrial organization он называется efficiency
effect, то есть «эффект эффективности», который
как раз и говорит о том, что укоренившийся больше извлекает из инновации.
А теперь давайте на секунду остановимся и подумаем.
Можем ли мы так прямолинейно трактовать этот вывод,
как прямое подтверждение правоты Шумпетера именно в том смысле,
что укоренившийся монополист всегда потратит на инновацию больше,
чем лезущий к нему за конкуренцией конкурент.
Вот это «всегда» в данном случае — это безусловно обманка.
Потому что в нашем изначальном предположении этот эффект возникает
только в том случае, когда укоренившийся продавец...
с чем сталкивается?
Сталкивается с угрозой входа.
Если я не потрачу деньги на инновацию, если я не снижу свои предельные издержки,
ко мне на рынок войдет конкурент.
И более того, легко можно показать,
что справедливость этого утверждения, справедливость утверждения о том,
что эффект эффективности всегда на стороне укоренившегося монополиста зависит
только и исключительно от угрозы входа.
Посмотрим, что у нас будет в том случае,
если угроза входа недостоверна.
То есть, если укоренившийся продавец отказывается от инновации,
то новичок входит на рынок не гарантированно, а с вероятностью 1 − ρ.
Ну, конечно, мы здесь должны уговорить, оговорить,
что ρ у нас принимает значение в интервале от 0 до 1.
Как всегда.
В этом случае какой же выигрыш получает укоренившийся продавец от инновации?
Итак, прикинем.
Если он осуществляет инновацию,
он остается на рынке монополистом с более низкими издержками.
Если он не осуществляет инновацию, то с вероятностью ρ,
а вероятность ρ — это вероятность того, что при
отказе укоренившегося от инновации, новичок, тем не менее, на рынок не войдет.
Так вот с вероятностью ρ, наш укоренившийся продавец останется
на рынке монополистом, но с более высокими затратами.
И с вероятностью 1 − ρ он окажется одним из
участников конкуренции тоже с более высокими затратами.
Соответственно, несколько перепишем...
Несколько перепишем вот это вот наше выражение
для выигрыша укоренившегося от инновации, и что мы увидим?
Мы увидим, что у нас выигрыш укоренившегося снижается.
Снижается на какую величину?
На величину произведения ρ,
на разность между Прибылью монополиста с более
высокими затратами и прибылью дуополиста тоже с более высокими затратами.
И эта разность, как мы понимаем, достаточно высока.
И в свою очередь, высокой вероятности отказа новичка от входа может оказаться,
что выигрыш укоренившегося продавца от инновации,
ожидаемый выигрыш укоренившегося продавца от инновации окажется ниже,
чем выигрыш от инновации новичка.
Таким образом, мы и здесь показали, что и в постановке,
противопоставлении укоренившегося продавца новичку нет однозначного ответа.
Кто получает больше в результате инновации?
У кого стимулы к инновациям выше: у крупной компании,
у укоренившейся компании, у монополиста или у новичка,
который предполагает участвовать в конкуренции?
И эта неоднозначность предсказаний теории,
ну неоднозначность, есть много факторов.
Есть много факторов, структура рынка только один из них,
вероятность входа новичка играет значительную роль,
масштабы снижения затрат играют значительную роль,
радикальные инновации и нерадикальные инновации играют значительную роль.
Неоднозначность предсказаний теории сопровождается ещё
большей неоднозначностью результатов эмпирических исследований.
Мало можно найти областей эмпирического анализа в industrial organization,
которые привлекали бы столько исследователей, сколько зависимость
инноваций от структуры рынка и от конкуренции.
И до сих пор однозначного ответа,
который был бы признан всем сообществом, однозначного ответа на вопрос о том,
кто больше всё-таки тратит на инновации, не получено.
Правда, здесь надо сказать, что эмпирические исследования сталкиваются с
особо нетривиальными проблемами.
И это два типа проблем.
Первый тип проблем, первую группу проблем условно можно назвать проблемой измерения.
Мы хотим протестировать гипотезу о том,
как конкуренция влияет на инновации.
Пока просто будем говорить об инновациях.
Сразу же вопрос.
Конкуренцию мы должны с помощью какого показателя измерить?
И чем больше мы знаем industrial organization, тем сложнее
нам выбрать хороший показатель, с помощью которого мы можем измерить конкуренцию.
Есть много работ, где проверяется гипотеза о том,
что более крупные фирмы относительно больше тратят на инновации,
то есть больше тратят на инновации, но это значит именно относительно больше,
большую долю своей выручки.
Ну это какое имеет отношение к конкуренции?
Правильно, косвенное.
Потому что мы прекрасно знаем: много фирм на рынке могут не конкурировать,
мало фирм на рынке могут конкурировать.
Крупные фирмы могут быть участниками многих рынков,
на некоторых из которых они конкурируют ожесточённо.
Размер компании, вообще говоря,
очень мало информации сообщает об интенсивности конкуренции.
Замечательно.
Соответственно, использование вместо размера компании
всех известных показателей концентрации рынка,
концентрации производства имеет тот же самый изъян.
Два продавца на рынке при высоких показателях
концентрации могут конкурировать.
Сто продавцов на рынке при низких показателях концентрации могут не
конкурировать.
Есть ещё один вариант выхода: ну а давайте в
качестве индикатора конкуренции будем использовать показатель,
каким-то образом связанный с индексом Лернера, с показателем монопольной власти.
Хороший это выход?
Он был бы хороший, если б мы имели возможность измерить предельные издержки.
Поскольку предельные издержки ненаблюдаемы,
мы об этом говорили выше в наших лекциях, в частности, в лекции 2,
измерение индекса Лернера в лоб сводится к измерению доли прибыли в выручке,
а прибыль в выручке зависит от многих вещей, где, вообще, конкуренция и рыночная
власть теряются среди десятков других факторов.
Итак, конкуренцию мы измерить не можем, у нас нет хорошего икса.
Но проблема в том,
что у нас в этих исследованиях очень часто нет и хорошего игрека.
У нас нет и хорошей объясняемой переменной, потому что как измерить
инновации — это очень большой вопрос.
Мы можем измерять инновации либо по
показателям типа input, либо по показателям типа output.
Говоря очень грубо, что такое показатели инновации типа input.
Это сколько компания тратит на инновации.
Сразу же возникнет вопрос.
Это она вам сообщает в отчётности, что она это потратила на инновации?
На что это она потратила на самом деле, мы не знаем.
И второе замечание,
что сами по себе бухгалтерские затраты на инновации, безусловно,
не отражают усилий сотрудников компании, которые приложены к получению инновации.
Замечательно.
Показатель типа output, здесь ещё хуже.
Потому что в разных отраслях результаты инновации
проявляются в совершенно разных формах.
Ведь результатом инновации может быть патент.
И этот подход используют много эмпирических исследований.
Замечательно.
Во всех ли отраслях результаты разработок патентуются?
Да не то что не во всех, это вообще большая редкость.
Во многих отраслях результаты разработок не патентуются,
а используются в режиме коммерческой тайны.
Ну и вот измерьте, пожалуйста, результаты инновации в этом случае.
Некоторые исследователи используют совсем радикальный подход: в качестве результатов
инновации мы просто рассматриваем снижение издержек, всё, привет.
Ну это вроде бы, на первый взгляд, соответствует теории, мы...
Действительно, результатом инновации процесса является именно снижение затрат.
Но опять-таки затраты могли снижаться под воздействием многих факторов,
в том числе под воздействием просто дополнительных усилий сотрудников.
Совершенно необязательно называть инновациями всё то,
что приводит к снижению затрат.
Поэтому, вообще говоря, в эмпирических исследованиях далеко не всегда решить
проблему и поиска объясняемой переменной.
Ну а вторая проблема этих эмпирических
исследований условно может быть названа «проблема желаний и возможностей».
Старшее поколение помнит, возможно, и младшее поколение тоже
смотрело «Кавказскую пленницу» и помнит оттуда
крылатую фразу о том, что «хочу купить машину,
но не имею возможности, могу купить козу, но не имею желания».
Так вот, что у нас происходит с желанием и
возможностями при определении расходов на инновации.
Представим себе, что компания, действующая на конкурентном рынке,
обладает большими стимулами к инновациям,
как это могут предсказать некоторые модели.
Имеет ли она возможность потратить столько денег на инновации,
как компания, занимающая монопольное положение и,
соответственно, имеющая монопольную прибыль?
Может, но при одном условии.
Если у нас компания, конкурирующая на рынке,
встретила эффективный финансовый рынок.
Если она встретила эффективный финансовый рынок, который всё знает о том,
что произойдёт с этой компанией, какую прибыль она получит, то на эффективном
финансовом рынке она сможет привлечь средства для инновации в любом объёме.
Но поскольку эффективный финансовый рынок в теории встречается,
эффективный финансовый рынок, оговорюсь, где удовлетворяется,
где выполняется гипотеза эффективности в сильном варианте.
Он встречается в теории, на практике он не встречается,
а раз на практике эффективный финансовый рынок не встречается,
то на позитивном уровне мы можем видеть, что компании,
которые обладают большей рыночной властью, соответственно, получают большую прибыль,
имеют большие возможности, вне зависимости от стимулов, к инновациям.
Ну и поэтому неудивительно,
что результаты эмпирических исследований довольно смешанные.
Даже если мы нашли хороший инструмент, очень тяжело показать
влияние структуры рынка именно на стимулы к инновациям.
А то, что нам говорит теория, это выводы
о влиянии структуры рынка и интенсивности
конкуренции именно на стимулы к инновациям.
[МУЗЫКА] [МУЗЫКА]
[МУЗЫКА]
[МУЗЫКА]