[МУЗЫКА] [МУЗЫКА] Следующий шаг в развитии философии культуры осуществил Вольтер. Вольтер один из, так сказать, самых главных мыслителей просвещения, и его новизна по сравнению с Монтескье заключается в том, что он большое значение придавал именно духовному, культурному развитию общества. Тому, что называл нравами, а мы в современном нашем языке скорей назвали бы ментальностью, то есть совокупность идейных, эмоциональных волевых установок, которые складываются определенным образом и образуют среду, в которую, в общем, человек попадает. Среда эта меняется, она детерминирует человека, но и он ее создает. И пафос Вольтера был в том, что человек делает историю, он не продуктом ее является, он субъектом и творцом ее является. Поэтому он может включиться в готовую ментальность, а может ее менять, разрушать. И вот именно критическая деятельность по переоценке, так сказать, наличных нравов и ментальности, для Вольтера была как бы нервом культуры. Для своего века он считал главной задачей разоблачение предрассудков, мифов и особенно мифов корыстных, источников которых была, с его точки зрения, церковь. В 60-е годы XVIII века он пишет ряд трудов, которые создают своего рода философию истории, да именно словосочетание это – «философия истории» – как некоторые считают, Вольтер и придумал. Так называется введение к одной из его работ. Здесь появляются еще несколько новых принципиальных идей. Во-первых, для Вольтера, значит, повторяю, культура — это обязательно развитие и эволюция, прогрессирующая эволюция нравственного чувства и свободы. Во-вторых, нет абсолютной детерминации средой человеческого переживания, смыслов и целей. В третьих, культур много — эта идея рождается, как мы видим, на заре уже нового времени, но Вольтер на практике, описывая историю человечества, уходит от европоцентристской модели. Возможно, он был первым, кто это сделал. И показывает, что существуют параллельные ряды самоценных историй китайского там народа, истории арабской цивилизации и так далее. Может быть здесь уместно будет сказать, что в XVIII веке в словаре культурфилософском французской мысли ключевым таким оператором, главным понятием, стало слово «цивилизация», civilisation. В отличие от слова «культура», которое мы сейчас чаще всего употребляем. Ну немножко об этом мы еще поговорим, но важно здесь подчеркнуть, что цивилизация — это в корне своем содержит слово «кивитас», или «цивитас» — «городскую общину». То есть, с точки зрения французской мысли, движение от дикости, от природного состояния к городу, который вокруг себя объедает все земли, к общине, которая культивирует и концентрирует в городе достижения, там техники и духовной культуры, вот это и есть как бы сюжет истории культуры. Для Вольтера прогресс, то есть поэтапное нарастание и суммирование достижений цивилизации — это и есть смысл истории, но поскольку смыслом ее является именно эволюция свободы, Вольтер очень активно борется за то, что… Как бы за идеал абсолютной ценности, которая не подчиняется истории. Мы здесь неожиданно видим, что он союзник скорей древних, чем новых, несмотря на свою теорию прогресса. И такой абсолютной ценностью является разум. Идеалы и принципы разума не могут меняться, потому что именно они являются источником идеала свободы и именно за них человек должен бороться из-за всех сил, жертвуя собой. Единственное чем он может, так сказать, поступиться, это ограничить свою свободу в пользу свободы другого. Знаменитая его фраза: «Я с вами не согласен, но готов умереть за ваше право иметь такую точку зрения». Это, в общем, не просто французское блестящее мотто, это принцип вольтеровской философии культуры. Именно наличие абсолютной ценности свободного разума позволяет всем остальным ценностям быть динамичными. Вера Вольтера в разум была, так сказать, безграничной и характерно, что он, как многие мыслители того времени, не чурался практики, он был практиком. Между прочим одним из очень немногих успешных бизнесменов, которые свой принцип как бы рационализма и культурной, так сказать, свободы, конкуренции, реализовал в предпринимательской деятельности с большим успехом. Надо сказать, к концу жизни он был очень состоятельным человеком. Причем это было не просто там игра на бирже, чего впрочем, он тоже не чурался, но и создание образцовых хозяйств нового типа, с новыми принципами отношения работодателя и труженика. И, между прочим, может быть, не лишним будет сказать, что Вольтер был первым Шерлоком Холмсом в истории, так сказать, запада. Именно он первый предположил, что можно вступить в бой с кривосудием, так сказать, вооружившись только аналитическим мышлением и здравым смыслом. Он участвовал, как бы вот уже постфактум, к сожалению, в процессе, который он переосмыслил и доказал, что осужденный был на самом деле невиновен. Сделано это было полностью по канонам дедуктивного метода Холмса, и на современников вот эта мощь разума, которая может разоблачить фантом и обман вот таким дистанционным образом и вступить в бой с ними, вот это произвело огромное впечатление. Характерный довольно портрет старого Вольтера. Может быть, не лишним еще будет вот что сказать: деятели французского просвещения, о которых я говорю, стали объектом внимания всего просвещенного мира европейского, по крайней мере, а может быть и не только европейского. То есть на этих людей оглядывались не только интеллектуалы, но и монархи. Здесь может быть и сбылась вот эта мечта гуманистов эпохи возрождения о том, что кружок просвещенных деятелей, свободных – не профессионалов, а именно свободных деятелей, станет как бы опорой и правой рукой просвещенного властителя. В XIX веке было принято иронизировать над просвященным абсолютизмом, а сейчас, пожалуй, мы немножечко более, так сказать, умудрены трагедиями нового времени. Мы понимаем, что там очень многое удалось. Это действительно во многом были модели просвещенного абсолютизма, и даже в России екатерининской эпохи. И мы знаем, что Екатерина к Вольтеру и к Дидро относилась с огромным пиететом. Их идеи, несомненно, использовала. Это еще раз подчеркивает, что философия культуры была не кабинетной теорией, а инструментом политической практики. Добавить сюда можно, что впервые французские просветители, если угодно, сформировали небывалый ранее социальный страт, социальную группу, которую можно назвать современным словом, термином «интеллигенция». Именно интеллигенция, то есть люди, которые не несут профессиональной ответственности за свою умственную деятельность, но являются авторитетными лидерами мнений и настроений эпохи. Именно вот интеллигенция так понимаемая оказалась неожиданно мощной силой в Европе. Это очень амбивалентное явление, потому что не только конструктивные, но и деструктивные силы она с собой принесла, но тем не менее вот этот идеал ответственности интеллигенции, а не профессиональных интеллектуалов, ответственности за ценности, она укрепилась. Расстаемся с Вольтером и переходим к мыслителю, который в какой-то момент стал его острым оппонентом. До сих пор мы говорили об идеалах, которые вообще-то неплохо согласуются друг с другом, и они во многом крутятся вокруг идеи прогресса, который замешен и на прогрессе политического сознания, и на прогрессе науки. В середине XVIII века во Франции появился мыслитель, который первый нанес удар этой модели, уже, казалось бы, доказавшей свою эффективность. Это был Жан-Жак Руссо. В середине XVIII века появляются одно за другим произведения, в которых он показывает, что эволюция цивилизации является силой, угрожающей внутренней сердцевине духовной человека: это репрессивная сила, которая подчиняют его формальным институтам, абстрактным идеям, отчуждает его от живой природы, от других людей, то есть Руссо описал конфликт сердца и разума и показал, что эта пресловутая цивилизация является страшной репрессивной силой по отношению к сердцу, то есть к внутреннему эмоциональному личностному миру. Это было совершенно революцией, шоком для культуры того времени. Руссо стал не просто влиятельным мыслителем, настоящей культовой фигурой, ему поклонялись, как полубогу, имитировали его, подражали в целом и в каких-то мелочах. И вот этот его особый тип чувствительности, который он как бы культивировал, такой воинственной чувствительности, которая защищает себя от абстрактного рационализма, он становится просто альтернативной моделью понимания культуры. В конце жизни Вольтер и Руссо схлестнулись. Вольтер неожиданно зло отреагировал на идеи Руссо. В общем-то, это прекраснодушные, добрые идеи, которые всем казались ну вот воплощением такого мягкого гуманизма. Руссо неожиданно увидел здесь что-то страшное. Нам теперь понятнее после XX века, что именно он увидел. А именно он увидел, что некие эмоциональные, во многом иррациональные какие-то импульсы могут бросить вызов разуму, могут его блокировать, критиковать. И Руссо, по сути дела, зовет людей слушаться стихийных импульсов каких-то, не пропущенных через критику разума. Где эти стихийные импульсы существуют? Эмоции, искусство, преклонение перед природой, но не перед цивилизацией, преклонение перед народом, а не перед элитой. С одной стороны, говорит в споре с Руссо Вольтер, это, в общем, неплохо, но если пройти по этому пути до конца, то мы увидим, что слепая иррациональна масса в конечном счете начнет продуцировать какие-то свои мифы некритические и начнет диктовать цивилизации, политике, разуму вот эти вот свои ценности. Очень быстро история показала, что Вольтер во многом прав, что он увидел эту страшную демоническую силу, которая вылезла из культурного иррационального подсознания, и не знаю уж откуда, вылезла во время французской революции, которую во многом делали сторонники, так сказать, именно Руссо, уже тогда доминировавшего. Этот спор для нас тоже будет важным, и он, вот эта модель спора Руссо – Вольтер, сохранится в дальнейшем. Пожалуй, здесь стоит упомянуть еще одного мыслителя, который мало известен и популярен, но занимает в нашем сюжете определенное место. Граф Мирабо, но не тот знаменитый революционер, которого все знают, а его отец, Мирабо-старший, экономист интересный и сторонник некой такой теории исторической эволюции, которая повлияла на более известных мыслителей, таких как Тюрго и Кондорсе. Мирабо один из первых попытался ну как бы язык политэкономии применить к описанию культуры. И некоторые считают, что термин «цивилизация» именно он ввел в словарь Просвещения одним из первых. Следующее поколение — это вот как раз мыслители, которые пытались создать вслед за Монтескье, вслед за Мирабо такую близкую естественнонаучной модели теорию культуры. Базовая здесь была, конечно, модель политического экономического развития общества. Вот Тюрго, знаменитый великий экономист и неплохой философ, и выдающийся практик. Отставка Тюрго была одной из причин несомненно французской революции. Его модель просто требовала определенного времени. Рискованная, но эффективная модель. Но вот, к сожалению, она не была воплощена и привела к кризисам. Тюрго выдвигает схему развития культуры, которую потом в деталях Огюст Конт, отец позитивизма, разовьет. Тюрго считает, что история культуры и общества проходит три этапа. Первый этап — это этап религиозно-мифологический. Второй этап — это метафизический, то есть когда наука еще не совсем побеждает старую метафизическую философию, но они уже, правда, взаимодействуют. Религия уже перестает быть доминантой, а философия, то есть все-таки инструмент разума, строит картину мира рациональную, проверяемую и, в общем, с элементами науки. Но современность, по Тюрго, вступает в эпоху научную, когда совокупность, гармоничная совокупность наук будет решать все вопросы, которые раньше метафизика и религия решала. В общем, важно сказать, что это одна из первых позитивистских моделей культуры. Кондорсе, который модель французского Просвещения, модель философии культуры доводит до как бы логического завершения. В его поздних работах фактически рисуется масштабная картина развития культуры десятиэтапная, — Кондорсе считает, что современность его находится на девятом этапе, — которая предполагает полное развитие цивилизационных потенциалов человечества. Теория Кондорсе взвешенная, он уже не так агрессивен по отношению к архаичным формам культуры, таким как религия. Он не так однозначно настаивает на принципе равенства всех людей, как другие просветители, он считает, что есть формы неравенства в образовании, например, или даже в имуществе, которые должны быть сохранены, ибо они создают как бы тягу, динамику культуры, позволяют стремиться к лучшему, а не как бы уравнивают, не парализуют энергию. Кондорсе — еще и ученый, естествоиспытатель, и вот он, как свойственно это многим просветителям, надеется, что конфликтные ситуации будут решаться со временем именно при помощи науки. В частности, Кондорсе считал, что оптимальная система выборов должна быть тоже научно изучена, просчитана, и он одну из первых математических моделей выборов создает, которая сейчас, в общем, не утратила своего значение, известна как парадокс Кондорсе такой математический. К сожалению, его гильотинировали наследники руссоистской линии философии культуры, и вот на взлете, так сказать, интеллектуальных своих деяний он погиб. В каком-то смысле с ним погибла и вот эта вот ветвь французского Просвещения — оптимистическая, синтетическая, прогрессистская. Хотя эту линию, если угодно, знамя подхватит Сен-Симон и его ученый секретарь Огюст Конт, но это уже будет позитивистский сюжет. [МУЗЫКА] [МУЗЫКА]
