[ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА] Кратко остановимся на подходах (на основных) к анализу роли государства. И здесь мы сразу сталкиваемся с неким любопытным парадоксом. С одной стороны, в социальных теориях государство никогда не страдало от недостатка внимания, все время более того было объектом разного рода дискуссий и дебатов. С другой стороны, мне кажется, что роль государства в этих дебатах, в этих теориях очень часто принижалась. Делалось это очень разными способами, потому что, естественно, вся эта история тоже претерпевала довольно сложную эволюцию. Ну, например, в 1950–60-е годы, когда был всплеск таких новых воплощений марксизма, государство во многом рассматривалось как инструмент господствующего класса, как марксисты привыкли его видеть, то есть как такая своего рода несамостоятельная сущность, игрушка в руках элитных групп. С другой стороны, был такой более плюралистический подход, утверждавший, что государство — есть результат сложного взаимодействия разных групп, интересов, сдержек и противовесов. Подход более либеральный, более функционалистский, но тоже не оставлявший государству, не отводивший ему какой-то серьезной самостоятельной роли. Ситуация несколько изменилась в 1970–80-е годы, когда возникли новолиберальные такие теории или, еще называют, неоутилитаристские теории, новая политическая экономия, где государство выглядело как куда более активный участник, но в то же время не столь привлекательный, надо сказать. Оно выступало как пожиратель ренты, как такое сборище коррумпированных чиновников эгоистичных, стремящихся к собственному благу. Ну и, наконец, 1990–2000-е годы, когда расцвели всякие теории глобализации, то появилось множество утверждений о том, что национальные государства отходят вообще на задний план и начинают терять свое значение. Так вот, если говорить о новой или современной экономической социологии или о том, что называется «институциональная политическая экономия», которая здесь возникает, они пытаются вернуть государство, причем в активной самостоятельной роли вернуть социальную теорию, и исходят при этом из следующего: из того, что государство имеет и сохраняет некоторую укорененную автономию в рамках хозяйства и общества (мы через несколько минут к этому понятию вернемся), исходят из того, что государство сохраняет и свою роль поставщика общественных благ, строителя инфраструктуры, которая столь необходима для всех. Они обращают внимание на то, что даже в нынешних условиях постепенно усиливается роль государства, причем отнюдь не только в развивающихся, но и в наиболее развитых странах. И что даже удивительно бывает порой: там, где применяется неолиберальная политика, это значение государства все равно может усиливаться, потому что эта политика порождает необходимость во все новых и новых регулятивных институтах, для того чтобы реализоваться. И наконец, утверждается, что национальные государства вовсе не теряют своего значения; что конвергенция, слияние вот разного рода процессов и слом национальных границ они не столь развиты, и не стоит преувеличивать значение глобализационных процессов. Если говорить о специфике вот этого политико-экономического подхода в современной экономической социологии, то следует выделить несколько пунктов. Во-первых, как правило, речь идет о макросоциологическом анализе, то есть исследователи начинают не с действий отдельного человека, они пытаются рассматривать общество в целом и к отдельному человеку приходить как бы сверху, от макроструктур. Во-вторых, конечно, здесь акцент делается на проблематике власти — вот этом одном из важных аспектов социальных отношений (властный аспект). Тем государство (мы уже об этом, по сути, с вами говорили) превращается в один из основных объектов исследования. И наконец, упор делается на сравнительный анализ разного рода институциональных механизмов, моделей развития капитализма, которые повсеместно оказываются не универсальными, а специфическими. Один из наиболее известных специалистов этого направления — эконом-социолог Питер Эванс. И вот одна из широко цитируемых книг «Embedded Autonomy» («Укорененная автономия»). Речь идет как раз вот о государствах и промышленных индустриальных трансформациях. Вот о чем говорит Питер Эванс: «Одна из немногих универсальных тенденций в истории XX столетия, от беднейших стран Третьего мира до наиболее развитых стран капитализма благосостояния, выражается во все более всестороннем влиянии государства как института и социального актора». А когда речь заходит о более конкретных рассуждениях, о формах государственного влияния, он говорит: «Выхолощенные дебаты о том, «насколько велико» вмешательство государства, должны быть замещены рассуждениями о разных формах вмешательства и их последствиях». Переходя к изучению этих форм, сам Эванс выделяет две формы, такие базовые формы государства. Первую из них он называет «хищнические государства» (Predatory States). Здесь власть реализуется в деспотической форме, которая опирается не на формальные прописанные правила, а скорее на личные связи власть имущих. Здесь доходы извлекаются не в форме прибыли, а в форме ренты (мы уже об этом ранее говорили), которая зависит скорее от положения во властной иерархии, в государственной структуре, а не от эффективности деятельности. Интересно то, что держатели власти, государственной власти, здесь активно используют современные рыночные механизмы, но для реализации своих частных интересов. И в этой системе происходит заметное подчинение их административного поведения их же собственным рыночным интересам, и порождается такой своеобразный симбиоз репрессивных форм насилия, присущих государству, и рыночных отношений, которые начинают обслуживать интересы отдельных его представителей. И в этой системе, что любопытно, наблюдается дефицит бюрократии, бюрократизма, но не в бытовом таком, не в обыденном, а в классическом веберовском смысле. Напомню, о чем, собственно, говорил Вебер, характеризуя рациональную такую бюрократическую модель. Вот перечень признаков общеизвестных, которые он описывает. Во-первых, должностные обязанности в такой структуре исполняются на постоянной (то есть на профессиональной) основе и регулируются правилами, то есть формальными, прописанными правилами. Затем: обязанности, функциональные обязанности четко разделены между участниками. Третье: сами участники являются частью довольно выраженных, четких, формальных должностных иерархий, где каждая ступень иерархии наделена возможностями контроля, распределения ресурсов, наложения санкций и так далее. Затем: исполнение этих правил обеспечивается специально обученным персоналом. Еще раз подчеркивается, что эта деятельность профессиональная. Управление все в целом основывается на письменных документах, инструкциях, регламентах. И последний сюжет: ресурсы организации непременно отделены от имущества ее членов (от домашнего хозяйства, как он пишет), и должностное лицо не может присваивать свою должность, имея в виду, не может присваивать плоды, которые приносит эта должность, ну за исключением положенной заработной платы. Иными словами, чиновник не должен путать общественный карман со своим личным — ну вот намек на коррупцию. Повторяю, к коррупции мы еще вернемся сегодня. Вторая форма государства, которая противостоит хищническому государству, — это государство развития. Идея государства развития связана с тем, что, по мнению Питера Эванса, что государственный аппарат все-таки должен быть автономен от частных интересов, он должен быть автономен от властных элит, он не должен быть игрушкой в их руках, обслуживать их частные интересы. Но в то же время автономия государства тоже должна быть относительной. Она не может... Госаппарат не может обособляться от общества. Вместо этого госаппараты, цитируем Эванса, «должны быть укоренены в конкретной совокупности социальных связей, которые привязывают государство к обществу и обеспечивают институционализированные каналы для постоянного согласования и пересогласования целей и мер политики». Здесь он как раз и вводит вот это понятие «укорененной автономии» государства и госаппарата. Так была названа, вы помните, его книга, которая является соединением, органическим соединением вот этой самой веберовской бюрократической обособленности и самости, самостоятельности госаппарата с плотными социальными связями, с специфическими связями, в которые этот аппарат включен. Ну еще пара высказываний Питера Эванса: «Это не бюрократия, а ее отсутствие делают государство столь алчными». Второе: «Только когда соединяются укорененность и автономия, может возникать государство развития». Итак, мы можем заключить, что государство, с одной стороны, это не подобие ночного сторожа, который только и следит за тем, чтобы все действовали по правилам, а сам сидит себе тихонечко и ни во что не вмешивается, ну как это предполагалось примерно в неоклассической экономической теории. Во-вторых, это это участник, активный участник рынка, но все-таки не обычный, не простой участник рынка, как это представлялось, скажем, в новой политической экономии. Это участник с особыми интересами, с особыми свойствами. А скорее государство выступает в качестве конфигуратора рынка. И таковым оно выступает в институциональной политической экономии и в современной экономической социологии, которая имеет в виду, что государство активно структурирует рынки, причем делает это и как внешняя сила по отношению к этим рынкам и как их внутренний встроенный элемент, как непосредственный участник рыночного процесса. [ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА]
